|  
   Николай БоковПо берегу Марны приближаясь к Парижу, в слезах
 1. Этим лекарством снова воспользуюсьэтой пешей ходьбой навевающей мысли
 она сглаживает воспоминания
 она сами знаете дело в том что
 если бы мне удалось говоритьзахватывая то что поглубже что сливается в ком
 шевелящийся словно живой словно волна
 то что принадлежит всем
 и тогда среди деревьев и прерийхолмов застроенных густо домами кварталами
 среди пустырей уже назначенных в жертву городу
 где ещё видны вишни и яблони былых садов
 произнести название местности
 имя странного места моей протекающей жизни
 долина реки Марны
 говорят это остаток латинского имени
 Матрона! говорили легионеры Сабиниуса
 разжигая костры и выбирая на ужин коней похуже
 Вместив частицу уходящего 
        векакрошку почти законченного тысячелетия
 хотя согласно новейшим предположениям
 опять какие-то неполадки с календарями
 то слишком много то слишком часто
 то слишком коротко и ещё не знали ещё не имели
 данных которых ныне кажется предостаточно
 Ну подождём ну вздохнём ну 
        подышимморозным какое счастье и свежим туманным воздухом
 скрипя инеем наступая на тонкую льдинку
 продолжая песнь одинокого на пустыре
 Кроме слово одиночество приходит 
        на умимеется ввиду не отсутствие другого приятеля или даже
 приятельницы дело не в этом
 речь идёт конечно об Одиночестве
 не имеющем равных подобных
 о таком какое повторяет почти безнадёжно
 Почему Ты оставил меня о Боже
 что я сделал такого что ты отошёл без всякого объяснения
 оставив мне шелуху богословия
 закоченевших формул законников и всякого множества
 людей на твёрдой зарплате
 в этом нет ничего дурногоу них нет ничего другого чтобы прожить
 питая тело и согреваясь центральным а как же иначе отоплением
 умиляя душу похвалами подобных и возгласами одобрения
 чтобы не так был страшен холод молчания космоса
 или люди с крупными чертами лица
 с простыми поступками крокодилов
 Я сошлюсь на усталость миновавших 
        пятидесяти одного
 наступила насыщенность моего верхнего этажа
 когда узнать ещё что-нибудь не прибавит ни пяди
 ни во лбу ни земли ни росту
 однообразие умственного картофеля
 подаваемого в разных странах под разным соусом
 и латиняне и греки и жители парижского пригорода
 всё о том же о Господи всё о том же
 Разве я думал что доживу и 
        до этогодо времени обнаружившем трухлявые стены
 вечных режимов правлений научных теорий
 и даже Церкви и даже
 теологии расползающейся по швам словно пёстрый костюм
 стражника с алебардой у врат Ватикана
 впрочем теология рушится Евангелие остаётся
 всё тот же утёс и скала
 обстроенная мостками лестницами и гаражами прелатов
 а хотелось бы на неё подняться
 взглянуть с высоты на прошедшую жизнь
 на прошедшее человечество
 и на будущее с почти стёршимися словами «конец мира»
 и "страшный суд"
 
 Дело в том чтоесли и есть у меня дело то оно именно в том что
 чтобы понять изменение зрения
 зрение изменилось
 глаз ума изменился
 ум хочет точности проверяемости наблюдений
 наблюдаемости проверок
 впрочем как обычно ему надобна и полнота
 если вера и есть то она одета иначе
 пища приготовленная на костре
 инквизиции
 или в печах что называется газовых
 нам не годится
 хотя мы не знаем как так получилось
 что крики жертвы не производили увы сострадания
 неудивительно что диссертации 
        о свободе волине вызывают интереса даже из вежливости
 В 
        продолжениеВ оглавление
 |